Таких искренних пожеланий, какие были сегодня, Дорак не слышал, пожалуй, даже в свой день рождения. За то время, что он нес своей неверной пастве слово создателево, эта самая паства успела перебрать всю его родню до десятого колена и сообщить где и когда она видела его достопочтимых родственников, а так же его самого. Сильвестр тоже видел свою нынешнюю паству на дыбе и фонарных столбах в самых экзотических видах, но слово пастыря говорило о Рассветных Садах для чтящих Слово Его, ибо его долг был обратить души заблудшие. Напрасно он разорялся перед этим сбродом, что жаждала лишь крови и наживы, а не благодати создателевой. Кардинал должен был стать верным Пастырем для заблудших душ, однако Сильвестр чувствовал себя исключительно пастухом при баранах.
- Дети мои, - вдохновенно продолжал свою речь кардинал так и не повысив голос ни на тон, и всё так же по отечески склонив голову на бок, - еще Святой Адриан говорил:" Не ставь клейма на ближнем своем на всю жизнь его, ибо наихудший из грешников, искупив содеянное, станет вровень с праведниками". Он заповедовал нам чтить ближнего и помогать ему, он заповедовал искоренять зло в душе нашей и доказывать свою веру не словом, а делом… Дорак смотрел на всех и в то же время ни на кого, он обращался к ним и воззвал к их душам и совести, наличие коих по его мнению было весьма сомнительным, а если и наличествовало, то было в большом дефиците. Вдали мелькнуло и Сильвестр сразу воспрянул духом, узнав условный знак.
- И да возблагодарите Создателя и восславьте Его, ибо Он есть истина первая и последняя, начало всему и вместилище всего, - вдохновенно произнес кардинал и поспешно удалился, под очередное чествование его родственников и его самого. Стоило двери закрыться за ним, как Сильвестр вновь почувствовал слабость и тяжесть в груди. Вероятно, ему следовало благодарить Создателя за то, что сердце не прихватило во время его проповеди. Вот уж паства бы порадовалась! Постояв пару мгновений на месте, мужчина, сделав осторожный и глубокий вдох, отправился в свой кабинет.
- Они в тайном кабинете за стеной, молодой человек, - резко, но всё же с неким подобием улыбки сказал Сильвестр, обращаясь к Колиньяру, чьи слова он слышал, когда подходил к двери, - когда мы разберемся с этой ситуацией, я, возможно, разрешу посмотреть мою святая святых.. – он многозначительно посмотрел на юношу, точно говорил "Конечно же, принцип их действия вы будете пробовать на себе".
- Я рад вашему своевременному появлению, - обратился он уже к Савиньяку, - и рад – это мягко сказано, - на сей раз, он был абсолютно искренен, хоть и не выказал бурного восторга. - Граф, полагаю вы уже ознакомились со скверной ситуацией в коей мы оказались, - кардинал кисло улыбнулся, - во дворце Королева, - он сделал паузу, давая возможность Савиньяку оценить масштаб катастрофы, - что они требовали вы, вероятно, тоже слышали. Мне хочется знать ваше мнение о ситуации.

Богатое воображение присуще впечатлительным мозглякам, которым повсюду чудится всякая ерунда, вроде "серебристого шёпота листвы" в простом её шелесте, чему они посвящают целую мусорную корзину дурацких стишат, а при малейшей опасности теряют сознание, а то и рассудок.
Будущий маршал был не таков. О чём собирался возразить Савиньяку, когда в кабинет зашёл главный столп духовенства и с порога отпустил презабавную шутку. После чего в помещении ощутимо похолодало, а стена, на которую он указал, на мгновение стала прозрачной.
Показавшиеся застенки были сплошь заставлены пыточными приспособлениями, увешаны мясницкими крюками с конвульсирующими обрубками человеческих тел и залиты кровищей, сочившейся, казалось, прямо из стен. Венчало обстановочку то самое шипованное кресло с колодками, в котором каким-то образом оказался скованный по рукам и ногам Эстебан.
- Очей выжигание, ноздрей вырывание, ушей отрезание или, может, клеймение? - задумчиво бормотал кардинал, хлопоча у огромной жаровни.
- Я бы, пожалуй, начал с языка, - посоветовал Савиньяк.
- Резонно, - согласился преблагий и, мурлыча под нос литургическую монодию, направился к Колиньяру: в одном глазу закатное пламя, в другом - безумие, в руке - калёные клещи.
Молодой человек сглотнул и сморгнул, отчего стена вернулась на место, а Дорак стал старик как старик. А сам Эстебан стоял как дурак, с намыленной шеей. И думал, что не мешало бы отшутиться или хоть поздороваться. Но что-то всё же мешало. Наверно, язык. Который он, кажется, проглотил. Чтобы врагу не достался.

Лионель встал из кресла, как только в кабинете появился кардинал.
- Ваше Высокопреосвященство, - склонил Ли голову в обычном приветствии. Становиться на колено и целовать перстень он не стал, ведь сейчас Дорак был политиком в большей степени, чем священником, и именно так собирался разговаривать с ним Савиньяк.
- Ознакомился, - ответил он, - Горожане ночью стали осаждать мой особняк. Если бы не ваш человек, пробраться во дворец было бы гораздо сложнее, но теперь я сумею организовать и укрепить защиту, а потом, скорее всего, придется атаковать, раз бунтовщики не вняли вашей проповеди. Я собираюсь выйти и поговорить сам, уже более жестко призвать разойтись, как последнее предупреждение, и если это не поможет, вступят гвардейцы. Я бы хотел надеяться на обратное, но на улицах мешанина, народ сильно "разогрет", думаю, что городская стража, вся или часть, предала. Я взял на себя смелость позвать в ваш кабинет старших, чтобы отдать распоряжения, дабы не терять время. И письма... я должен отписать Эмилю, хотя я думаю, что его можно будет ждать и без письма с той частью кавалеристов, что решили оставаться верными короне. Потому что главнокомандующий Южной армии - Ги Ариго, стало быть, и часть армии с ним, но только не Эмиль. Еще, мы можем рассчитывать на кэналлийцев Алвы. Рокэ сегодня нет в городе, и не спрашивайте меня, где он, потому что в его делах с выходцами я и сам мало что понимаю.

Замешательство на лице оруженосца было бесценным и вызвало не добрую улыбку (Разве кто-то когда-то видел добрую улыбку у кардинала? Видели? В Багерлее его!) на лице кардинала даже в такой гнетущей обстановке. Одарив Колиньяра еще одним многообещающим взглядом, Сильвестр потерял к нему всяческий интерес, тем более, что граф Сабве, проглотив язык, ошарашено таращился на стенку и не торопился восторгаться Его Высокопреосвященством. Вероятно, юноша был польщён до глубины души оказанной ему честью.
- Разум их не видит истины и не слышит гласа Создателя нашего, - развел руками кардинал, возведя глаза к потолку, после чего сведя руки вместе, коснулся пальцами одной руки другой и чуть склонив на бок голову, гораздо серьезнее добавил, - я был уверен, что проповедь моя улетит на ветер, но это был хороший способ тянуть время до вашего прихода, - после этого, Дорак замолчал и лишь кивал там, где оно того требовало. Да, можете с ними поговорить. "Лучше на языке оружия", - мысленно добавил кардинал. Да, часть городской стражи предала. Да, я согласен на совет в моем кабинете. В Эмиля он, как и в остальных Савиньяков верил, насколько мог себе позволить человек его склада, а где Алва примерно представлял.
- Мой письменный прибор в вашем распоряжении, - кивнул кардинал, - как и кабинет, - он сделал паузу и добавил, - и мои люди. Они покажут вам дороги. Раз бунт не удалось уничтожить в зародыше, нужно задушить его сейчас, пока не заполыхало сильнее.
Голос кардинала был спокоен, но это совершенно ни о чем не говорило. Он был зол и растерян. Город охватили волнения, а Алва провалился к Леворукому. Да еще и королева, которую непременно нужно оберегать! Последняя интересовала его исключительно в Закате, но и этой кровожадной мечте кардинала не суждено сбыться в ближайшем будущем.
- Как скоро части Ариго, - про себя Сильвестр добавил ему еще несколько нелицеприятных эпитетов, коих человеку его положения не стоило произносить вслух, - смогут быть в столице?
Это был бы худший вариант развития событий, но кто сказал, что дело, начавшееся не лучшим образом, станет лучше в конце? Кардинал как обычно готовился к худшему, а надеялся на лучшее, и сейчас был готов верить хоть в самого Леворукого со всеми его кошками, лишь бы всё обошлось.

- Даже если они уже у ворот, у Ариго нет шансов, - не выдержал Эстебан, до сих пор предпочитавший помалкивать, - Даром, что помазанный регент ещё не прибыл, цивильники предали, а у Первого маршала нашлись дела поважнее с, если я не ослышался... выходцами? Впрочем, он не первый маршал, рехнувшийся на почве суеверий, хоть и выбрал для этого не лучшее время. Зато в нашем распоряжении вахтпарадная гвардия, эвентуальная кавалерия, шайка кэнналийцев и, конечно - ваш письменный прибор, - бодро добавил он, ухватив со стола чернильницу, - Благословенное оружие победы, что заставит наступающих перейти в оборону и с двухсот шагов пробьёт её насквозь. А там и Алва с армией выходцев, глядишь, подоспеет и погонит их до самой Паоны. А заодно - и гайифцев, которые наверняка расценят отвод войск от границы, как приглашение.

- Оруженосец, замолчите, - произнес Лионель, - Выйдите за дверь и стойте там.
Сейчас был неподходящий момент, чтобы воспитывать Колиньяра и призывать его к порядку, мысли текли в совсем другом ключе, и Ли просто отмахнулся и выдворил его. Кардинал, наверное, был удивлен, как распущенностью оруженосца Савиньяка, так и тем, что он держит его такого при себе, но пока Лионель не собирался от него отказываться, а Дораку пока останется только удивляться, что ж...
- Колиньяру проще отнять язык, чем призвать к порядку, - сказал Ли кардиналу, когда за юношей закрылась дверь, - Я много способов испробовал, но самый действенный, похоже, это лишить его присяги и вышвырнуть вон, а за его непростительные речи мне пока остается только извиниться перед вами.
Итак, я должен отписать несколько писем, и надеюсь, что ваши люди подобно теням прошмыгнут по городу и доставят их. Это надо сделать первоочередно. Затем, охрана дворца и безопасность королевы. Сейчас сюда придут те, кому я должен отдать распоряжения об обороне, ну а потом, я попробую поговорить с горожанами, теперь с угрозами. Если они не подействуют, будем разгонять. В это время пусть ваши люди подготовят информацию об обстановке в городе. В первую очередь меня интересует цивильный комендант.
Ли говорил и писал в это время. Затем дверь открылась, и он стал отдавать распоряжения вошедшим об обороне дворца и о том, куда и как следует препроводить королеву и наследников.

Говорят, что молчание очень украшает женщин, но сегодня Дорак убедился, что оно не совсем так. Молчание украшает и оруженосцев, один из представителей которых вот уже несколько минут активно зарабатывал себе на пропуск в личные пыточные камеры Его Высокопреосвященства, кои еще предстояло построить. До того же времени, граф Сабве успеет заработать на льготный билет, а то и вовсе бесплатный вход в любое время дня и ночи. Сильвестр лишь бросил на него взгляд полный укора, выражая свое отношение к внесуставной болтовне. Зерна истины и здравого смысла в его речах конечно были, но не научившись высказывать свое мнение ко времени и к месту, Колиньяр рисковал не дожить до того благословенного дня, когда высказывание его мнения будет к месту. Кардинал даже мысленно сделал пометку о том, что когда всё утихнет, юного Эстебана неплохо было бы отправить куда-нибудь вроде Торки или Кагеты, чтобы не смущал и без того перебродившие столичные умы. Задачу осложняло лишь то, что оный оруженосец служил Савиньяку, и мужчине оставалось уповать, что граф сделает ему внушение определенного толка, да подоходчивее. Очевидно, все предыдущие пропали втуне.
- Пока сам не набьет себе шишек, единственными действенными методами, будут манипуляции с его языком, - ответил кардинал, приподняв один уголок губ, - главное, чтобы до этих пор он никому не навредил. «В первую очередь нам», - так и напрашивалось в продолжение этой речи, но Дорак смолчал, подумав лишь о том, что рядом с одним умником обязательно появляется второй и третий, а три – уже толпа, с которой может начаться мятеж. А мозги у Колиньяра были и их лучше бы использовать на благо отечества, а не против.
- Общая обстановка в городе мне известна, - ответил мужчина таким тоном, будто говорил о назначении даты очередного совещания, итог которого уже известен, - Но я прикажу вызвать людей, чтобы вы сами могли их допросить. И как я уже сказал, мой кабинет, мой письменный прибор и мои люди в вашем распоряжении, граф.
После этого, Дорак попросил секретаря срочно вызвать к нему тех людей, что, по его мнению, были наилучшим образом осведомлены об обстановке и были его глазами и ушами в городе. А до тех пор, пока они не появились, коротко обрисовал Савиньяку их невеселое положение, называя имена тех, кто предал. Первым в его списке было имя цивильного коменданта, следом за которым следовали многие из людей чести, кои таковыми, по мнению Сильвестра, являлись только по названию. Однако не вся городская стража, как ему доносили, была на стороне бунтовщиков, были среди них и те командиры, что отказались подчиняться коменданту. Их фамилии Дорак тут же назвал Лионелю, мысленно напомнив себе присмотреться к ним повнимательнее после подавления бунта. Еще было сказано о побеге старого паука Штанцлера, который самым подозрительнейшим образом исчез накануне бунта.
- Они в вашем распоряжении, - жестом указав на вошедших, сказал кардинал капитану королевской охраны, не успев поведать о плачевном состоянии Тайного Совета, ныне состоявшим из него и Рафиано.

Лионель закончил с письмами и запечатал их.
- Герцог Алва предвидел возможность бунта, - сказал он, - К сожалению, не только в Олларии, вспыхнуть может по всей стране. Но моя задача сейчас - защитить город. На случай, если Рокэ будет отсутствовать в этот момент, он наделил меня полномочиями, которыми посредством этих писем я сейчас должен воспользоваться. Сейчас я объясню вашим людям, куда их следует доставить. Также нужно уведомить в городе тех, кто не предал, что поддержка скоро будет, и далеко не все потеряно.
Ли вдумчиво расспросил вошедших, объяснил кое-что сам и передал письма, которые, он не сомневался, с помощью вышколенной агентуры Дорака будут быстро доставлены по назначению.
- Что ж, - сказал он, поднимаясь и одергивая мундир, - теперь стоит мне попытаться пообщаться с толпой у дворца. Ну а если не подействует, будем разгонять с помощью оружия.

В кабинет снова постучали - принесли новые сведения о том, что происходит за пределами Олларии. "Запылал" север страны, с особой силой вспыхнуло в Тристраме, не отставали и провинции Рокслей, контролируемый племянником генерала Генри Рокслея, да и Надор с радостью принял и поддержал начало мятежей. Но основной проблемой сейчас являлся Ноймарский тракт. Гвардейцы во главе с Рудольфом не могли прорваться в столицу из-за повстанцев, они нуждались в помощи.

Лионель нахмурился, слушая все это. Ситуация совсем не радовала. Тут в Олларии бы разгрести... Впрочем, восстания именно так и совершают, глупо "зажечь" один город, внести смуту нужно по всей стране. "Как же сейчас Алва необходим Талигу," - думал Савиньяк. Оставалось только надеяться, что Росио сейчас там, где он нужнее. Со своей стороны Ли сделает все, что в его силах. И в его новых полномочиях.
Савиньяк угрюмо кивнул людям Дорака, когда выслушал неутешительные сведения от них. Как бы ни было, но сейчас самая первая текущая задача - отогнать от дворца толпу. И Лионель отправился на балкон, с которого это недавно пытался сделать кардинал, только теперь уже не просто увещевать, а предупреждать и угрожать.

Изгнанник смиренно стоял под дверью - так, словно никуда не отлучался и, конечно же, понятия не имел, кто учинил переполох в будуаре.
Прошла минута, потом ещё три, а дверь всё не открывалась и, как и следовало ожидать – совсем не прослушивалась. Изгнанник стал нетерпеливо притопывать, затем – нервно расхаживать.
- А что, если Савиньяк давно вышел? – подумалось ему вдруг. И, пока он здесь околачивается – там уже вовсю идёт бой?! И как он после этого сможет смотреть в глаза Катарине? И что он на старости скажет их внукам, когда те спросят – где был их героический дед, когда мятежники штурмовали дворец?
- Я... стоял, как придурок, под дверью, - пряча глаза, промямлил почти сорокалетний, но всё ещё крепкий старик.
Безупречные, в королеву-бабушку, внуки на глазах переменились в лице, став некрасивыми, рыжими и конопатыми, как Иоланта. Младшенькая плюнула в дедушку кашей, старший потянулся за каминной лопаткой, разом оправдав его наихудшие ожидания и дурацкую детскую дразнилку про рыжих, которых кашей не корми – дай только лопату и дедушку.
- Кошки с две! – решительно постановил Эстебан и помчался во двор – вершить Историю.
И, как выяснилось – ничего не пропустил: гвардейцы в полной боевой дожидались команды, а Савиньяк обнаружился на кардинальском балконе, и был куда более убедителен, чем предыдущий оратор.
Таким тоном можно отдавать приказы вражеской армии (те же "гуси" наверняка исполнили бы не менее двух, прежде чем им показалось бы, что они "делайт штой-то не тааг") и даже убедить трёх бесстрашных оруженосцев убраться в своём кабинете. Но толпа была неорганизованна, тупа и беспечна, а грань между словом и делом - слишком тонка, чтобы слепосерое быдло смогло её разглядеть, и оно продолжало неуклюже на ней отплясывать, бросаясь встречными угрозами и всякой дрянью.
Сейчас было самое время вернуться под дверь и, как ни в чём, подождать капитана, но на Эстебана внезапно сошло озарение. У него появился не то, чтобы план, а так… идейка, тем не менее захватившая его целиком.
- Приказ генерала Савиньяка, - с нажимом повторил он, изложив её старшему канониру плац-парадной пушечной батареи.
Канонир недоумённо пожал плечами, но ослушаться не посмел. И к моменту, когда генерал Савиньяк завершил свою речь, дворец одновременно сотрясли сразу несколько залпов.
Толпа завопила, что её убивают и шарахнулась во все стороны: одним показалось, что стреляли картечью, другим – что и вовсе ядрами, и каждому третьему – что лично в него.
И дружно не угадала - стреляли дульными пробками.

Лионель немного дернулся от неожиданности, когда прогремели залпы. Первая мысль у него была, что это повстанцы что-то взорвали, но народ наоборот бросился врассыпную от стен с воплями. Значит, кто-то во дворце посамовольничал с пушками. Савиньяк вернулся назад - после такого "красноречия" залпов толпе было больше нечего сказать, и потребовал доклад - кто стрелял, кто приказал и почему в обход него.

Старший канонир явился в кабинет Дорака немедленно, встал перед Савиньяком по струнке и доложил господину капитану, что ему было передано оруженосцем генерала, что таков приказ - выстрелить в конце речи. Что он и исполнил...

- Взыскание, - коротко ответил Лионель старшему канониру, когда выслушал его, - Такие приказы не передаются на словах через оруженосцев, кухаров и горничных, и вам это прекрасно известно.
Да, всеобщая паника во дворце не способствовала соблюдению дисциплины, и канонир вполне мог решить, что Савиньяку некогда передавать письменные приказы, так что он отправил оруженосца передать на словах, но все равно. В следующий раз подобный "приказ на словах" может исходить от врагов, вредителей, и такое бездумное подчинение привести к необратимым последствиям. Потому, Лионель никого щадить не собирался, даже учитывая чрезвычайные обстоятельства. Канонир получит взыскание, оруженосец тоже. Когда вернется. А пока нужно было разгонять толпу, вернее, ее остатки, которые не разбежались после залпа. К залпу следовало присоединить гвардейские ружья, о чем Савиньяк и распорядился.