Позор покрыл голову князя. Уже несколько дней он провел в седле, связанный, удерживая равновесие во время езды только с помощью ног. От ударов по голове сознание туманилось, и Беловолод был этому рад, иначе ему бы было не снести этого позора, он бы просто умер от своих дум. Они ехали куда-то в степи, далеко и долго. Вокруг двумя плотными стенами сновали татарские "собаки". То, как они перекликивались друг с другом, было похоже на лай. Беловолод понимал, почему его не убили сразу и не убьют теперь. Скорее всего, будут требовать выкуп за князя-русича. Смерть была бы гораздо честнее и славнее, не смотря на то, что Беловолод не смог защитить свой город от ворвавшейся орды. Князь жалел, что не встретил ее в бою, а вместо этого попал в плен, но просить врага о смерти сейчас было позорно и бесполезно. Если сразу не убили, то и не убьют... Беловолод ехал, стараясь держаться прямо, но голова все равно склонялась вниз, а перед глазами летали "мушки".

Перестук амулетов и шевеление пестрых кончиков меха не выводили из задумчивого состояния единственную дочь правителя Орды, Агзаму. Она смотрела в небольшое окошко огромного шатра, а прислужница, русоволосая девушка, пленница, расчесывала черные волосы прекрасной татарской царевны. Рядом на костяном треножнике, отделанном серебром, стояло огромное блюдо, которое отражало юный облик, тщательно покрытый белилами и подведенными синим бровями. Она сегодня должна выслушать наставления матери и готовиться к большому празднику - выбору жениха. Молодцы будут хвалиться силой и ловкостью, мастерством в стрельбе, езде и противоборстве, а она должна выбрать из них самого достойного. Но Агзама грустила, ибо не чувствовала великого трепета и желания войти в другой шатер. Ветер подул по дороге и прокатил мимо шатра комки перекати-поля. Ветер перемен. Агзама закрыла шторкой окно и велела зажечь светильники. Она хотела начать ритуал предсказания, чтобы увидеть лицо будущего супруга и повелителя.

Степь, казалось, будет длиться бесконечно. Однообразный пейзаж сливался перед глазами Беловолода в сплошную полосу-стену. Наконец, впереди показались шатры. Это было поселение кочевого народа, которое могло в любой момент сняться с места. Когда князь пригляделся получше, то понял, что стоянка, судя по всему, долгое время была безопасной, и монголо-татары хорошенько обосновались тут. Но где же они будут держать его? Неужели в вонючей яме с решеткой из палок наверху? Хотя, теперь ему уже почти все равно... Он старался не обращать внимания на то, как на него глазели поселенцы, когда его провозили мимо шатров. Беловолод глаз не прятал, но смотреть вокруг было противно. А потом... В одном из шатров полог был приоткрыт, и взгляд князя случайно упал туда. И оттуда блеснула такая неземная красота, что у князя перехватило дыхание. Девушка у зеркала, длинные черные косы, прекрасные миндальные глаза. Он увидел только отражение ее лица, мельком, но этого хватило, чтобы позабыть обо всем, кроме него.

- Что там за шум? - спросила Агзама и поправила несколько ниток бисера над глазами, когда ей на голову одели остроконечный колпак, символ невинности.
- Пленные, госпожа. Абайбек вернулся из похода невредимым и с добычей, - прошептала служанка, ловко заплетая в косы царевны цветные ленты, закрепляя кончик каждой косы ремешком.
Агзама вздохнула, опять Абай будет бахвалиться силой перед ее покоями, пользуясь тем, что удача воина не изменяла ему уже год. Все дары, что привез воевода, заберет ее отец, а Абаю подарит возможность прокричать в ее окошко хвалебные слова. Воин должен увидеть хотя бы запястье в знак благодарности. А если уж Агзама и браслет свой уронит, то явный знак, что к Абайбеку благосклонны!
Служанка уже открыла ларец с украшениями, предугадывая момент, но царевна покачала головой.
- Не так легко завоевать сердце татарской царевны, Маша. Пусть помучается. Это ему не головы рубить...
Служанка только вздохнула, она знала, что если воину не будет оказано должных почестей, то пленникам грозит расправа, если их до этого не подарят хану.

Когда Беловолода ссаживали с лошади и опускали в яму, он думал о той невероятной красоте, которую случайно увидел в шатре. Кто это был, и увидит ли он ее еще раз... За эти мысли цеплялось его сознание, постепенно уходя. Думать о чем-то другом было тошно, а переезд дался слишком тяжело. Его не развязали, и руки затекли так, что он их уже почти не чувствовал. В яму бросили какую-то еду, как собаке, а потом сверху закрыли решеткой. У князя темнело в глазах, и он привалился плечом к сырой земляной стене ямы. Уходящим сознанием он изо всех сил цеплялся за тот прекрасный неземной женский образ, сколько мог, но в конце концов сдался. Темнота накрыла собой все, и он перестал чувствовать.

Перед шатром послышался стук копыт и радостный возглас. Кто-то спрыгнул на землю и остановился только перед охраной, что не пропускала никого без ведома хана. Агзама взглянула на своего отца, тот сидел на громадной подушке, на дорогом ковре и потягивал кумыс, не торопясь выходить наружу. Приподняв полог у входа зашел воин и доложил, что приехал Абайбек и нижайше просит принять его, и дары.
- Абайбек слишком нетерпелив, хоть и удачливый воин, - хан отставил чашу в сторону и взглянул на дочь, что сидела чуть поодаль, опустив глаза.
- Но я знаю истинную причину его горячности. Молодая кровь, если ей не дать должного направления, будет хлестать из открытой раны. Агзама, скройся за пологом, ему не годится видеть тебя, пока он будет разговаривать с ханом.
Царевна послушно встала и скрылась за занавесью, чтобы не показываться воину во время важной беседы.
- Пусть войдет, - услышала она своего отца и тихонько вздохнула.
Как и следовало ожидать, Абайбек тут же появился и склонил колено перед правителем Орды.
- Отец всего, что стелется перед глазами под солнцем и небом, позволь порадовать тебя радостным известием! Белгород взят, я привез дары тебе и подарки женщинам! Рабы смиренно ждут твоего решения - жить им или умереть во имя твоей славы!
- Рабы всегда успеют умереть, пусть только взойдет красная Луна.
Далее Агзама слушала, что Абайбек расхваливал своих воинов и ругал русичей, говорил, что белоголовые воины хоть и яростно сопротивлялись, но не выдержали напора татар. И что взят в плен князь, за которого можно получить выкуп.
- Где он?
- В яме, мой хан! Его не калечили, но одно твое слово и голодные собаки разорвут его. Или же он послужит весельем на состязании за руку луноликой Агзамы.
- Сначала я должен увидеть его. Приведите белоголового князя.

Когда пленника вытащили из ямы, он едва это почувствовал, в голове мутилось, князь плохо понимал, что с ним происходит и почти не помнил, где он. Потом его облили холодной водой, и стало легче. Беловолод тряхнул головой и смог открыть глаза и осмотреться. Тут же толкнули в спину, потянули за веревку, накинутую на шею, повели куда-то. Князь выпрямился, из последних сил держа подбородок поднятым, расправил плечи. Если его ведут на казнь, он примет смерть достойно. Но пока над ним никто не глумился, и убивать вроде как, не собирались. Татары подвели его к своему правителю. Беловолод молчал, только ненависть плескалась во взгляде.

Абайбек замахнулся и хлестко ударил плетью под коленями пленника, вынуждая преклониться.
- Встань на колени перед отцом победителей твоего народа!
Хан смерил взглядом наглого русича, но не сказал ничего, слишком много чести самому начинать разговор.
Агзама подумала, что сейчас совершенно не до нее и тайком выглянула из-за полога, чтобы посмотреть на русского князя. Как странно... Бисеринки перед глазами мешали осмотреть его как следует и она убрала бусы со лба. Хоть он и растрепан, льняная прядь волос с правой стороны головы в крови, которая запеклась, но выглядел он совсем не как побежденный и смиренный раб.
- Как имя твое? - все же сказал хан, чуть наклонившись вперед и упершись ладонями в колени, пристально глядя русичу прямо в глаза.

Острая боль пронзила ноги, и Беловолод на них не удержался. Правда, упал не на колени, а на бок в лужу грязи, что было еще унизительнее, но почти тут же рывком выпрямился. Он тряхнул головой в попытке убрать со лба присохшую от крови прядь. Мрачно и тяжело посмотрел на правителя татарских "собак".
- Беловолод мое имя, - прохрипел он - во рту давно не было ни капли воды.

Хан смотрел неподвижно на то, как пленник поднялся и ответил.
- Беловолод. Белый. Хотя по тебе этого уже не скажешь, ты не уберег свое имя, а оно не бережет тебя. Кто твой отец и мать? Где тебя взяли в бою?
Агзама присела за шторкой, не каждый день отец позволял себе говорить с пленными. Уже и про родню спрашивает, потом прикинет, сколько можно за русича взять.
- Бе-ло...волод, - шепотом повторила она имя пленника и навострила уши.
Абайбек пихнул в спину пленного князя рукояткой плети.
- Язык проглотил?

- Я больше ничего не скажу, - прорычал Беловолод, когда предводитель татарских "собак" склонился к нему с новыми вопросами.
Взгляд, пылающий ненавистью и яростью, он не опустил, но отвечать на их вопросы не собирался.

- Не скажешь ты, скажут те, кто был с тобой рядом. И скажут они очень много, - хан взглянул на Абайбека и тот плотоядно оскалился, - Ты будешь смотреть, как их шкуру будет распарывать нож для освежевания баранов и как посыпают свежее мясо солью, чтобы крепче и жестче было. Не каждый выдержит такое. Стоят ли их страдания твоего молчания, князь?
Агзама опустила взгляд на ковер под своими ногами. Ей стало страшно. Пытки не самое редкое, что она могла увидеть из окон шатра, но с Абайбека станется, что он устроит непокорному рабу целое кровавое пиршество. Хан не станет препятствовать ему, она задумалась, чем бы помочь белоголовому воину? А заодно и проверить Абайбека...

Беловолод не собирался изменять своему слову из-за угроз. Он и его воины не боялись пыток и были к ним готовы, так что никакая, даже самая страшная боль не сможет заставить их разомкнуть уста в угоду этим тявкающим кочевникам. Быть побежденным - позорно, но усиливать свой позор ни он сам, ни кто-то из оставшихся вживых из его дружины не станет. Князь доверял своим воинам, как самому себе. Он упрямо мотнул головой на слова Абайбека и продолжил молчать. Впереди ждала тяжелая, мученическая смерть, и Беловолод был готов ее принять.

- Не хочешь говорить, - хан вздохнул и Абайбек резко наклонившись, схватил Беловолода за волосы, запрокидывая ему голову.
- Отец, - Агзама опустила бисерные нити перед лицом, как ширму, а рукой отогнула полог, что скрывал ее от ретивого жениха и пленника, - Отдай мне его.
Хан удивленно вскинул брови и повернулся к появившейся из тени дочери. Абайбек радостно заулыбался и крепче прихватил шевелюру русича.
- Отдай мне раба, отец. Это будет мой подарок.
- Он все еще раб Абайбека, дочь. Его проси.
- Он твой, царевна! - Абайбек с силой швырнул пленника к ногам Агзамы, - Прими от меня этот дар в придачу к мехам и сокровищам, которые я привез с собой! Даруй же удачу воину!
Агзама посмотрела на пленника перед собой, потом на Абайбека.
- Моя удача будет с тобой во время состязания, Абайбек. Сможешь ли ты ее удержать? - царевна вытянула вперед запястье, с которого соскользнуло кольцо браслета и с легким звоном упавшее на землю. Абай резко наклонился к земле и подобрал сокровище, тут же торопливо спрятал за отворот халата.

Беловолод постарался успокоить бешеное сердцебиение, когда татарин схватил его за волосы и запрокинул ему голову. Смерть нужно принять достойно, даже если она настигнет его здесь, в этой вонючей грязи на коленях перед этими глумящимися собаками. Беловолод медленно выдохнул, сдерживая собственную ярость, словно норовистого жеребца. Но татарин не спешил резать ему глотку. Внезапно со стороны раздался женский голос... такой мелодичный и нежный, завораживающей музыкой вошел он в уши князя. Его обладательница вышла из шатра, и Беловолод едва успел посмотреть в ее сторону, как оказался лежащим на земле у ее ног. Рядом с руки монголо-татарской принцессы упал браслет. Выкуп, мгновенно подобранный тем, кто отдавал его, князя Беловолода, в дар дочери их правителя. Князь теперь не торопился подниматься. Он смотрел на сафьяновую туфельку принцессы неподалеку от своего лица. Его отдавали ей в рабство, а он уже и так был рабом... ее красоты и чудесного голоса, с первого мгновения, как его провели мимо ее шатра.

Агзама смотрела на "подарок", как и подобает царевне - невозмутимо, будто происходящее не имело для нее особого значения. Она могла казаться одним из тех холодных облаков, которые тучными стадами бороздили небо на бескрайней степью. Внутри же нее кто-то облегченно выдохнул и она тут же взяла себя в руки.
- Теперь я сама решаю, сколько золота он весит в глазах его родных, - девушка приложила ладонь ко лбу и сердцу, а потом опустилась на колени перед ханом, благодаря его.
- Спасибо, отец мой.
Хан протянул к ней руку, помогая встать.
- Твое почтение достойно похвалы, дочь моя. Посему я не буду сердиться, что ты встряла в мужской разговор без позволения отца. Но учти, твой муж этого может не потерпеть и не быть столь снисходительным даже к твоей красоте.
Агзама поклонилась хану еще раз.
- Уведите белоголового и вымойте хорошенько... И да... Беловолод? - память на имена у хана была хорошей не смотря на возраст и мнимое безразличие, - Надумаешь бежать - она сама поймает и казнит тебя. Но за тебя могут ответить и другие русичи. Каждый день твоего побега будет ровняться одному "кузнечику" на пике.
Посадите его потом на цепь. В своих псах я больше, чем уверен, а его надо проверить.
Агзама не возражала и оставила мужчин, удалившись в свои покои. Там ее ожидала мать, полностью готовая к обряду предсказания.
- Агзама! Почему ты показалась сейчас Абайбеку?! Хочешь сглазить свое счастье?
- Мужчина не должен бояться женщины, - царевна сняла головной убор и огорченно посмотрела на россыпь жемчуга под ногами - лопнула одна из нитей в косе.
Мать промолчала, подпаливая нити в чашах с маслом, ей-то теперь было видно, что у Абайбека должно быть больше покровителей среди богов, чтобы стать для Агзамы желанным.

Во всем этом должен был быть особый позор для князя русича. Стать игрушкой девушки из враждебного стана, рабом по ее прихоти. Но Беловолод не чувствовал ни гнева, ни досады, ни даже стыда. Агзама, дочь монголо-татарского хана просто таким образом спасла его от тяжелых пыток и смерти. Князь был благодарен ей за это, но помимо благодарности было еще какое-то неземное чувство. Чары чужеземки были невероятны, и сама она была так прекрасна, что у Беловолода едва не помутился разум. Лежать у ее ног, сидеть на цепи у ее шатра казалось благом. Только бы увидеть ее еще хоть раз.
Беловолода снова отащили куда-то, сняли веревки, содрали давно пришедшую в непригодность одежду и окатили водой из нескольких ведер, не только смыв с него грязь, но и приведя в чувство. Раны саднили, но князь не образал на них внимания. Его одели в рубашку и штаны из грубого сукна, какого он отродясь не носил, судя по их ветхости, явно снятые с предыдущего пленника, и заковали в железный ошейник на цепи, сдавивший горло.

Рядом с пленником опять потекла жизнь селения. Воины не обращали на него внимания, проезжали на гарцующих лошадях. Повсюду бегали, копошились в пыли или рвали друг у друга кости собаки. Пленник не пах больше кровью и не был истощен, поэтому и они не обращали на него внимания. Только чумазые ребятишки с узкими щелочками любопытных глаз выглядывали из-за шатров, а потом стайкой собирались чуть поодаль, чтобы рассмотреть нового "белого" раба, а может даже покидать в него камешки или засохший навоз. Из шатра вышла служанка царевны, чтобы вылить воду из таза и спугнула докучливую ребятню.
- Они пока совсем не злые, но пусть тебя это не обманывает, - она подошла поближе и присела рядом с пленником на корточки.
- Царевна подарила тебе самое ценное, что есть на свете - возможность выжить. Будь послушным и благодарным, она этого заслуживает. Что б ты знал, если Агзама первая заговорит с тобой, смотри вниз, в землю, а не в глаза. Не вздумай рассматривать ее, как своих женщин. Ты - раб, твоя жизнь на волоске. Возможно, что тебя попытаются убить или... ну, лучше об этом тебе не думать, ты же все-таки молодой и сильный мужчина. Рядом с царевной опасно быть рядом и излучать мужскую силу, если ты не ее муж. Так что будь осторожен и почтителен.
Служанка положила на тряпицу рядом с Беловолодом кусок лепешки и плошку к кумысом.
- Позже она сама скажет, что ты обязан делать.
Мягко зашуршал полог, что скрывал вход в шатер и князя оставили одного.

Беловолод посмотрел на прислужницу, носящую русые косы и говорившую с ним на его языке. Горько было видеть и знать, что татарские собаки захватывают в плен девушек из русских селений и заставляют прислуживать себе. И виноват в этом он и такие, как он, неудачливые воины... Беловолод тряхнул головой, так что звякнула цепь на шее. Ни секунды не сомневаясь предпочел бы он смерть такому позору, если бы не Агзама... Ради нее он готов был терпеть унижение, только бы увидеть эту неземную красоту еще хоть раз...
Князь посмотрел на оставленный ему хлеб и кислое молоко, и сперва почувствовал дурноту и гнев. Подачка, словно собаке... Но он должен есть, чтобы были силы, иначе, все, что он уже пережил - напрасно. Не обращая внимания на наблюдающих за ним любопытных чумазых детей, Беловолод сел на земле поудобнее, взял миску и начал есть и пить. Сперва кусок не лез в горло, но он заставил себя доесть до конца и после этого почувствовал себя бодрее. Князь огляделся. Служанка сказала, что прекрасная Агзама выйдет к нему. Вокруг, в этой степи, не росло почти ничего, но он все же нашел низкий куст с мелкими белыми цветками среди покрытых пылью листьев, сорвал одно соцветие и спрятал у себя на груди, чтобы подарить ей.

Солнце опускалось над бескрайней степью, подкрадывался вечер, расстилая покрывало сумерек и зябкий ветерок потянул между шатров. Тут и там горели костры, запахло жареным мясом, ссорились собаки, дети радостно визжали, где-то тонко заржал жеребенок.
- Тебе холодно? - тихо спросил женский голос и звякнули монетки на высоком головном уборе.
Царевна вышла из шатра неслышно, опустив две темные косы на грудь, как две черные змеи.
- Не смей, - тут же сказала она пленнику, предупредив его порыв посмотреть прямо в ее сторону, - Смотри вниз, иначе тебя казнят и я не смогу защитить тебя. Я спасла тебе жизнь, а ты прояви уважение к нашим обычаям.
Далее последовал вздох.
- Я помню твое имя, но право, чтобы тебя так называли, нужно заслужить. У рабов нет имен или же их дарует хозяин. И что бы уберечь свой язык, тебе больше нужно молчать, русич. Мои слова всего лишь помощь тому, кто хочет выжить, а не желание стереть память. Ты понял меня?
Она тенью обошла пленника вокруг, разглядывая сверху вниз.

- Немного, - ответил Беловолод, поспешно опуская голову вниз. - Но это неважно. Если бы не ты, я не стал бы жить дальше, сам бы не захотел. Я проиграл бой, не защитил своих людей, когда орда напала, а это позор, после которого жизнь становится бессмысленной. Вину мою перед моим народом не искупить, - тихо добавил он, - Но ради тебя я готов забыть даже собственное имя... Ты поразила меня в самое сердце своей красотой. Теперь я хочу жить... Чтобы заслужить право смотреть на тебя.
Князь достал из-за пазухи сорванный цветок и положил к ногам Агзамы.

Агзама не ответила. Она посмотрела на скромный дар у ее ног. Крошечный бутон, коих миллионы по степи, но именно этот был дарован ей рукой почти ее вещи, по желанию, а не по принуждению. Она посмотрела на светлый затылок русича и подумала, что вот и брат бутона - обе головы светлы и обе принадлежат ей...
- Скромный цветок символизирует твои нескромные желания? Постыдись того, что назвал позором. Позор не ценить того, что даровали боги - жизнь, здоровье, разум. Позор потерять возможность искупить поражение кровью врага своего, позор так рано сдаться! Неужели ты думаешь, что женщина оценит только то, что ты поешь о ее красоте? Она как и твой цветок, увянет через несколько мгновений или будет уничтожена безжалостной рукой провидения, - царевна воровато огляделась по сторонам и быстро наклонилась, обдав пленника запахом курений, и подняла цветок.
- Женщина должна видеть силу духа, иначе мужчине никогда не доказать ей своей правоты. Подумай над этим.
Агзама обернулась ко входу в шатер.
- Тебе дадут одеяло. Ночи здесь холодные, а в шатер тебе нельзя. В тарелку, из которой ты съешь немного мяса, тебе положат угли. Подкорми их хворостом, но засыпая - отодвинь чашу. До сна она даст тебе согреться. Утром получишь работу.
Агзама ушла за цветастый полог и скорости вместо нее появилась та же служанка, неся накрытую тряпицей миску. Когда она сняла ткань, появился пар от только что сваренной баранины. Несколько кусков. Рядом с пленником она положила и сшитое из кусков шкур одеяло.
- Ешь, пока собаки не учуяли, я потом приду за углями.
Поспешно поставив миску, ушла и она.

Беловолод промолчал, он не знал, что еще сказать Агзаме. Он уже принял решение выжить, вернее, сделать для этого все возможное. Ради прекрасной татарки, поразившей его сердце... теперь он не чувствовал себя униженным и подавленным, в жизни появилась цель, противостоять которой не было никакой возможности. Хоть она и басурманка из стана врагов, сейчас она самая желанная, она смысл его существования даже здесь, на голой земле в железном ошейнике. Теперь не имеет значения что есть, где спать... Только бы видеть ее. Будучи человеком прямым, князь сказал ей о своих чувствах и понял только одно - она взяла его цветок. Значит, у него есть шанс.
Агзама ушла, появилась служанка. Беловолод набросил одеяло на плечи и стал ужинать. Жизнь пока продолжалась. Теперь все, что он делает, будет во имя Агзамы.

Утро пришло с облаком тумана, окутав стан влажным белым одеялом. Собаки и лошади то и дело встряхивались, если не было укрытия на ночь. Беловолода разбудил толчок в бок. Та самая служанка, что подала ужин, сейчас ставила рядом с ним крынку со свежим молоком и кусок лепешки сверху.
- Ешь и начнешь работу. Обычно рабам не дают ничего острого, чтобы в первый же день не надумали бежать и убить хозяина, но тебе Агзама доверяет наколоть для нее дров и собрать хвороста побольше. Деревья здесь низкие в долине. Придется колоть и собирать. Убежать ты не сможешь, поэтому цепь с тебя снимут. Кругом голая степь.... И царевна сказала, что ты не сбежишь. - последнее служанка сказала с видимым удивлением.
- Потом вычистишь ее кобылицу и будешь сопровождать, когда она поедет в поле, молиться своим духам.

Беловолод проснулся раньше, чем услышал шаги служанки. Одеяло и тлеющий огонь, а также сытость после ужина грели его всю ночь, и утром он почувствовал себя отдохнувшим, выспавшимся и даже полным сил. Как немного нужно человеку, который еще вчера чувствовал себя умирающим, чтобы прийти в себя! И кроме сил, теперь у него была еще любовь и надежда.
Князь притворялся спящим, пока служанка не толкнула его в бок. Он сделала вид, что стряхивает с себя сон, и сел. После сказанного ею Беловолод быстро опустил глаза, чтобы не выдать себя тем, как они загорелись. Агзама хочет, чтобы он сопровождал ее, у нее будет лошадь... Первое задание - это, конечно, проверка. Она готова снять с него цепь и отправить в долину, чтобы проверить, сбежит он, или останется ради нее... Конечно, он сбежит. Но только вместе с ней. Ведь ответ прекрасной девушкой уже дан... Так показалось Беловолоду.
Все утро он собирал хворост и так преуспел в этом, что через несколько часов у шатра Агзамы лежала куча веток и наколотых дров. Потом князь занялся норовистой кобылицей, которая не сразу, но все-таки привыкла к его рукам и дала себя вычистить. Подготовленную, он привел ее к шатру и стал ждать, когда появится Агзама.

Агзама решила сегодня уединиться в долине с духами, чтобы молитвами попросить праматерь Степь дать ей достойного мужа и показать его обличие, чтобы она более не сомневалась в доблести будущего отца своих детей. Царевна вышла из шатра полностью одета в меха и в высоком головном уборе, украшенном множеством монеток, которые почти скрывали ее лицо. Не следует показывать открыто свое лицо, когда она готова к общению с другим миром. Тщательно выбеленное лицо было похоже на кукольную маску, на котором были два темных, казалось, совершенно неуместных живых глаза и накрашенные синей краской губы. Она увидела, что ее кобылица готова и рядом стоит новоявленный раб. Все правильно, он не смотрит на нее, а стоит, опустив глаза к земле. Она подошла к лошади и чуть хлопнула русича по плечу небольшой нагайкой, что бы тот преклонился, подставляя спину, помогая царевне сесть в седло.

Наряд Агзамы был экзотическим, не говоря уж о выкрашенном лице и губах в синей краске. Конечно, Беловолод постарался рассмотреть девушку до того, как опустить глаза. Но даже эти странности не способны были скрыть или испортить ее красоту. Князь залюбовался и такой царевной. Он нагнулся по требованию, чтобы подсадить ее в седло, хотя гораздо больше хотелось унести ее в степь на руках... Но сейчас требовалось немного терпения.

Агзама, согласно обряду, не должна была показывать свое настоящее лицо миру, собираясь полностью отдаться неведомым силам степи, чтобы те дали ей ответ относительно ее будущей жизни. Никто не имел права сейчас сопровождать царевну, так как она уже была под властью духов. А если она и выбрала кого, то на то воля праматери Степи. Но это вовсе не означало, что за будущей завидной невестой не следят. Абайбек, собираясь на охоту, увидел, как от царского шатра начала удаляться белая кобыла, некогда подаренная царевне им же самим. Неужели Агзама решила сегодня испросить духов о свадьбе? А кто это с ней?... Абайбек нахмурился и решил проследить. Раб, непокорный русич, что только вчера избавился от страшной смерти, находится так близко с женщиной, которая должна стать его женой. Это подозрительно и неразумно со стороны Агзамы. Но она же женщина, пусть и готовящаяся взывать к духам, а рядом этот нечестивец. Абайбек дал знать своим, что едет в степь один, приказал его не сопровождать и неспешно отправился за царевной и ее провожатым.

Беловолод не очень хорошо знал традиции этого народа, но можно было предположить, что дочь правителя не остается без наблюдения и защиты его воинов никогда. Даже вот так, в голой степи для молитвы. Он заметил, как от селения отделилась тень конного воина, чтобы последовать за Агзамой. Это произошло не сразу, воин выждал время. Значит, предстоит драться. И хотя у князя нет оружия, он не отступит. Если предстоит погибнуть, то так тому и быть. Без Агзамы ему больше жизни нет.
Пока Беловолод продолжал не подавать вида, вел вперед под уздцы кобылицу царевны и ждал, когда она прикажет остановиться, чтобы начать говорить с духами.

Агзама положила конец украшенного лентами кнута на плечо русича, давая знак остановиться.
- Взгляни на Праматерь нашу. Священна земля перед ней и горе тому, кто осквернет ее непочтением, - перед ними, на небольшом кургане стояла каменная статуя, женщина. Приземистая, узкоглазая, громадной грудью и ладонями.
Царевна приложила пальцы обеих рук ко лбу, к губам, груди и поклонилась.
- Помоги мне, - тихо сказала она, намереваясь сойти на землю, видимо, ритуальные одежды не способствовали самостоятельности.
Абайбек увидел, что царевна остановилась. Место ритуала он хорошо знал и не приближался сейчас, потому как это было бы равносильно святотатству. Царевна должна почтить Праматерь, как женщина, что еще никогда не носила ребенка, это благословение будущей матери и мужчине сейчас вмешиваться нельзя. Но присутствие раба раздражало несказанно! Он ведь не скопец! Неужели Агзама не видит рядом угрозу ее же благополучию? Абайбек раздраженно похлопывал кнутом по сапогу, не сводя с пары прищуренных глаз.
- Помоги мне и отойди на 20 шагов, - приказала царевна, - Не смей подходить даже если я упаду.

Беловолод вместо ответа обнял возлюбленную крепко и притянул ее к себе, прижал к груди. В лесу было спокойно, ветер тихо качал ветки деревьев, а солнце клонилось к закату. Князь склонил голову к своей царевне и поцеловал ее. Долго, с наслаждением он ласкал мягкие губы девушки своими губами, вдыхал аромат ее кожи и волос, гладил хрупкие плечи и спину.

Никогда Агзама не чувствовала себя такой беззащитности и хрупкой. Она должна быть сильной и встретить свою судьбу, как... царевна? А царевна ли она сейчас? Она такой оставалась для него. Желанной добычей, единственной сейчас женщиной, которая приняла его, бывшего раба, уступив Степи своего мнимого жениха Абая. Он целовал ее, а мир вокруг нее завертелся и она вдруг обмякла, повиснув в его руках. Пережитое за сутки дало о себе знать. Она отвечала на поцелуй и теряла сознание. Из круговорота ее возвращали мягкие касания его губ, крепкие пальцы на плечах и спине.
- Бел... - полностью выговорить имя Агзама не могла сейчас, она ждала от избранного счастья быть вместе, когда мужчина и женщина познают друг друга.

Беловолод легко подхватил Агзаму на руки, видя, что она теряет сознание. Он огляделся. Здесь, у ручья, под шатром из кустов и деревьев было достаточно мягкой травяной поросли и осыпавшейся листвы, которая могла послужить им ложем для любви и сна. Князь уложил туда царевну, свою будущую жену, и лег рядом сам, чтобы снова найти губами губы любимой.

Ветви скрыли их от посторонних любопытных глаз, а шорох ветра в траве и крики птиц заглушали слабые вздохи царевны, когда Беловолод целовал ее. Она не отвергала его ласки и больше не теряла сознания. Агзама покорно училась целовать мужчину, признавать его своим господином и позволять ему касаться себя, а потом и сама обняла его за шею и запустила пальцы в светлые пряди.

Беловолод только быстро стянул рубашку, чтобы прижиматься к Агзаме обнаженным торсом. Татарка чуть дышала, но князь чувствовал, как она тянулась к нему всем телом, как руки ее обнимали его за шею и вплетались в волосы. Он и сам забыл, как дышать, в этот момент, только ловил губами ее губы, сначала осторожно, а потом все настойчивее, стал углублять поцелуи и крепче сжимать в руках тело Агзамы, ее тонкую талию, а потом приподнял подол ее платья, чтобы провести по нежным бедрам и ягодицам.

Князь мог почувствовать, как вздрагивает от его смелых прикосновений царевна, как пытается побороть девичью стыдливость и как хочет обрести его, защитника,полностью. А для этого его нужно узнать, как мужчину. Это пугало ее и влекло вперед. Она надеялась, что Беловолод поймет ее...
- Князь...Белый мой князь... - она открыла губки для еще одного поцелуя.

Беловолод немедленно ворвался очередным поцелуем в подставленные губы Агзамы. Он поласкал их своими, усиливая поцелуй, а потом потянул с царевны платье вверх, чтобы снять его, и охватил стройное обнаженное тело девушки жадным взглядом. Губы его и язык коснулись напряженных темных сосков ее груди, ни у одной славянки с его земель не было таких. Одновременно он гладил ее между ног, пока не почувствовал на своей ладони желанную влагу.

Агзама то смотрела на светлые, припорошенные пылью волосы князя, то запрокидывала голову, закрывая глаза от возбуждения и скрытого удовольствия. Он пробовал ее, изучал,ласкал и завоевывал. Не силою, а любовью, сочувствием, вниманием, бережно, не обижая будущих чувств царевны. От этого хотелось лечь навзничь и покрыть себя им, как покрывалом, познать и впустить, принять семя. Наверху,где-то в небе начали собираться тучи, запахло далеким дождем, который спешил по степи к лесу. Агзама вдохнула этот восхитительный запах, смешанный теперь и с запахом ее мужа, бывшего невольника. Чуть раздвинув колени, она прислушивалась к тем ощущениям, что будил Беловолод. Глаза царевны потемнели, она уже хотела его...

Князь развязал завязки на штанах и уперся затвердевшим членом в бедро девушки, а потом остановился, давая ей время, чтобы она не испугалась, привыкла к нему. Агзама развела колени, она готова была впустить его в себя, но Беловолод не торопился. Он стал ласкать татарскую царевну так, чтобы она сама нестерпимо возжелала его, чтобы в темных глазах отразилась мольба, как в напряженной груди с темными сосками и истекающей влаге между ее прекрасных ножек.

Агзама знала о соитии, так как не раз видела это не только среди животных, а и наложницы отца, пленницы, ритуалы. Единственное, что ей было незнакомо еще, как от нее самой можно получить удовольствие мужчине, даже если видно было по глазам, как он желает ее. Тут и касания, и ласки его, нежность. Она была холодной луной в степи, пока ее не коснулся жар этого русича, и теперь кровь горячим потоком бежала по жилам, а она сама ждала его, переведя взгляд туда, где пульсировала его кровь... Рука царевны сама накрыла напряженную плоть, она закрыла глаза и быстро облизнула губы.
- Ты мой. Будешь моим всегда,- как заклинание прошептала Агзама,- Мой Беловолод, мой белый жеребец, мой повелитель...

Робкое прикосновение Агзамы еще сильнее возбудило Беловолода. Он больше не мог сдерживаться, в татарскую царевну, которая должна была сейчас в этом лесу стать его женой, хотелось войти поскорее. Князь бережно обнял девушку и сделал резкое движение бедрами, и тут же замер, не выходя из нее, всмотрелся в ее лицо.
- Милада, жена моя, - проговорил он.

Ответом ему был слабый вскрик. Агзама вцепилась в его плечи и тоже замерла,боясь шелохнуться. Больно? Она не могла этого сказать, просто было страшно. Первый раз быть с мужчиной, даже если хочешь его - не забыть никогда. Боялись ли другие женщины, когда он трогал их, желал? Почему она именно сейчас об этом подумала? Князь назвал её по имени. Назвал женой...Агзама, а теперь Милада закрыла глаза, ответив:
- Бел,- на полное имя вздоха не хватило,- Муж мой.
Слабо шевеля губами,она приоткрыла глаза,глядя на него, Беловолод почти заслонил собой небо,он был всем. Он был с ней,он забрал ее с собой, как в прекрасной сказке про красавицу и воина, который похищает у всего света свою невесту.Колени коснулись его бедер и напряжение в ногах чуть спало.Тут же царевна сама потянулась к его губам.
- Владей. Муж мой...

Агзама вскрикнула и трогательно вздрогнула в его руках. Беловолод крепче прижал ее к себе и стал утешительно целовать подставленные для поцелуя губы.
- Любимая, - проговорил он, снова начиная двигаться, сперва медленно и осторожно, понемногу наращивая темп.

Миладе, бывшей царевне, пусть непривычно, без шкур и подушек под спиной, но в его надежных и крепких руках было нечто большее. Он любил ее, это чувствовалось даже в том, как обладал.От наращивания темпа царевна стала поневоле подстраиваться под него. Два тела становятся одним целым.И она начинает стонать,выгибаться, вкушать сладость первых утех.
- Ах... Беловолод...да

Теперь Беловолод брал царевну жадно, целовал горячо, двигался быстро и нетерпимо, ведя к скорой развязке. Он знал, что с первого раза женщина, еще недавно бывшая девушкой, не сможет почувствовать так, как во второй и третий раз. Сегодня татарская царевна стала его женщиной, он обозначил ее принадлежность себе, и это было главным. В следующий раз ей должно будет понравиться больше, если только они успеют достичь стен белокаменных палат его родни, не будут по дороге пойманы... Все это вихрем пронеслось в голове Беловолода в виде обрывочных мыслей, когда он не хотел допускать "разрядку" слишком быстро, а потом от удовольствия в голове все помутилось, и он уже не мог думать ни о чем, лишь изливался в свою возлюбленную сильными толчками.

Милада зажмурилась, закусив губу, прижималась лбом к ключицам Беловолода. От сильных толчков, когда ее муж уже не сдерживался, царевне пришлось отклонить голову назад и она распахнула глаза... Праматерь, как же он был красив! Она то закрывала глаза, то открывала, чтобы еще раз увидеть его, нависающего над ней. Он её коршун, её скакун, её и только её муж! То, что он испытывал, Милада еще не могла понять, но инстинктивно, когда он сцепил зубы и стал яростнее двигаться, она прижалась коленями к его бокам, чтобы не отпустить. Еще несколько мгновений-толчков и все было кончено, она помечена и объезжена им. В разметавшиеся волосы царевны попало множество былинок и листьев, несколько ягод с кустарника, а она сама, устало уронила голову на траву и часто дышала, между ног было горячо, теперь то она смогла почувствовать боль, которую еще можно терпеть.

Беловолод упал на траву и листья рядом с возлюбленной. Он тяжело дышал, его волосы взмокли, а по телу разливалась сладкая истома. Князь утомленно обнял бывшую Агзаму, свою Миладу, нашел губами ее губы и мягко поласкал. Сейчас совсем не хотелось шевелиться, но он встал, чтобы обустроить ночлег для своей жены и себя. Сам этот лес поженил их. Беловолод расстелил рядом с супругой покрывало-попону, которая была приторочена к седлу кобылицы во время их пути. Теперь кобылица мирно паслась неподалеку от ручья, князь привязал ее на всякий случай поводьями к дереву, но они не мешали ей щипать траву. Затем Беловолод приподнял свою жену, взял ее на руки и уложил на покрывало, чтобы спать не прямо на земле, пусть и поросшей травой и усыпанной листьями. Сам он лег рядом, чтобы ночью согревать свое сокровище собственным телом.

Милада тут же прильнула к нему, укрывшись мужниной рукой. Тело все еще бил озноб от первого соития, но это быстро прекратилось, поскольку царевна просто стала засыпать, прижимаясь всем телом к мужу. Когда они будут продолжать свой путь, она омоет себя водой из ручья, но сейчас запах мужа был самым желанным, как и его объятия. Милада глубоко вздохнула и уплыла с дремотой далеко-далеко, касаясь губами около подмышки Беловолода.

Князь тоже уже в полусне прижал Миладу к себе и успел только подумать перед тем, как уснул, как все это странно. Он был разбит татарами на голову, попал в плен, чуть не лишился жизни, а теперь, благодаря всему этому, чувствует себя самым счастливым человеком на земле. Пойди все по-другому, и он бы не встретил свою царевну в степях, не увез бы с собой, не обнимал бы, как сейчас... Так что Беловолод лишь сильнее прижал к себе свое завоеванное сокровище, возблагодарив славянских богов, и уснул.

Снился царевне странный сон. Она нагая, едет на чудном лохматом, огромном звере, который водится в здешних лесах, но видела его девушка только на цепи, когда его привели в подарок отцу. Звали его, Шатун, медведь. Зверя Милада помнила хоть и обманчиво медлительным и вальяжным, но когда его злили - это чудовище могло разорвать кого-угодно! Во сне она ехала на нем куда-то далеко в лес, держалась за его единственный светлый, будто седой, загривок. Он фыркал, перелезал через поваленные деревья, обходил ямы и смешно фыркал, когда переходил ручей, но ноша казалась ему невесомой, так легко он нес на себе бывшую Агзаму в чащу. Там была громадная нора, скрытая под слоем поваленных молодых елок и просто ветвей. Видимо, там зверь и жил. Тут он остановился и позволил царевне слезть и спрятаться в этой норе, а сам лег у входа, тщательно нюхая воздух вокруг. Довольно странно, но Миладе было вовсе не страшно, а даже наоборот - спокойно и радостно, что она спряталась в эту нору, а на входе остался громадный зверь с седым загривком. Тут она услышала, как он ревет. Возможно, просто дает знать, что он здесь хозяин, Милада потянулась сладко и проснулась. Рев повторился! Она распахнула глаза, ничего не понимая и резко села, перепугано озираясь. Это ей не снилось, кто-то затрещал ветвями совсем близко и заржала ее кобыла, ударив передними копытами по стволу дерева, где ее привязал князь.

Беловолод проснулся от звука и резко вскочил на ноги, схватил кинжал, которым убил Абайбека. Но судя по звукам, это был не человек. На их пристанище набрел лесной зверь, который почуял добычу. Беспокоилась кобылица у дерева. Князь сжал оружие в руке. Полакомиться сладкой человечиной зверю не придется. У Беловолода добавилось сил, не смотря на все лишения, чтобы защитить свою возлюбленную от кого угодно.

Зверь и правда учуял чужаков и самолично решил проверить угодья, неторопливо ломая кустарник и принюхиваясь. Широкие черные ноздри раздувались, шумно втягивая воздух, медведь ухнул и привстал на задние лапы, с тем самым вырос в рост человека, который вдруг вскочил со своего лежбища. Рядом начала бесноваться кобыла, пытаясь оборвать поводья, но зверю сейчас было интереснее смотреть на явного "соперника", который и не собирался удирать! Шатун, насмотревшись, тяжело плюхнулся на передние лапы и раскрыл еще раз свою пасть, заревев предупредительно. Чужаки должны уйти или он сделает из них один из своих запасов, когда разорвет в клочья. Еще раз издав рык, зверь пошел в атаку, вздыбив свой загривок, уже намереваясь опять встать на задние лапы и обхватить ими чужака, чем бы он там не размахивал.
Милада вскрикнула и отползла до ближайшего дерева, уперлась в него спиной. Какой огромный зверь-шатун! Он же может убить мужа, у него ведь только нож! А у этого громадины когти не уступят ножу и зубы! Она от страха сжалась в комочек и закрыла ладонями лицо. Кто же был во сне? Этот медведь или ее "собственный" медведь?! Медведь с белым загривком?! Беловолод?!
Она открыла лицо и стала шарить по земле, искала любой сук, если повезет, то и острый!

Побороться с медедвем - было такое развлечение во дворах князей-русичей, не чурались этого и простые мужики во время всеобщих гуляний, но никогда на них не доходило до настоящей борьбы за жизнь. Все это было в шутку, хотя однажды такой медведь оставил на плече Беловолода отметину острым когтем. Что сталось дальше со зверем, князь не знал, уж очень был тогда хмельным и веселым. А вот теперь драться придется по-настоящему, защищать не только свою жизнь, но и в первую очередь жизнь Милады, возлюбленной. Беловолод кинулся на медведя с кинжалом, метя с размаху вонзить его ему в глаз.

Милада очень боялась. Уж она-то видела, как разозленное животное способно разорвать человека. Беловолода должны защитить его боги, раз Степь отпустила их! Но как им молиться?! Царевна растерянно оглядывалась, не зная, что делать ей, когда муж кинулся к медведю. Шатун широко раскрыл пасть, показывая огромные зубы, встряхнул косматой башкой и встал в полный рост, распахнув передние лапищи.

"Объятия" зверя могли означать лишь верную смерть, если удар кинжала с первого раза не будет точным. Беловолоду повезло, он молнией метнулся вперед и вверх, и острие вошло точно в цель - в глаз разъяренного медведя, пробив ему мозг, а сам князь успел увернуться от зубов, лап и когтей, отпрыгнуть в сторону. Зверь страшно взревел, а потом стал крушить все вокруг, умирая. Финальный прыжок в сторону обидчика он совершить не смог, только издал тоскливый рев и завалился на бок. Беловолод схватил Миладу и прижал к себе. Кобылица не смогла оборвать привязь, но продолжала храпеть и кричать по-лошадиному, еще не понимая, что опасность миновала, поверженный медведь не поднимется.

Милада спрятала лицо на его груди заглушая собственный крик. Как она боялась потерять его сейчас, своего мужа. И дело было не в звере или незнакомой стране, не в том, что она для своих же стала мертвой или отверженной, она уже принадлежала ему, Беловолоду. И потерять его было бы самым страшным, лучше смерть.
Последний вздох умирающего хозяина леса был заглушен лаем огромной собаки, которая продиралась сквозь кустарник. Она явно была не одна. Товарки перебрехивались с ней, то истошно лая, то завывая по сторонам, подзывая двуногих охотников, желая показать, что добыча без крови повержена. Царевна подняла лицо и тревожно стала оглядываться. Они теперь не одни, но кто же напал на след шатуна и не успел убить его раньше князя?
- Разгуляй! Ату! - крикнул один из мужиков с рогатиной, - Бранка!
Послышался топот копыт. Кобылица тоскливо заржала, почуяв "своих", натягивая поводья. Следом за мужиком показался всадник в красном кафтане, высоким меховым воротом и взлохмаченной светлой, как у беглого князя, головой.
- Иван, брось! Его ушатали уж! - рассмеялся он, - Оттащи собак, шкуру попортят.
Он уставился на оцарапанного здоровяка, который прижимал к себе женскую фигурку. Лица видно не было, она почти пряталась в его руках, а тут и вовсе юркнула за его спину.
- Ты кто будешь? - присматривался он и вдруг ахнул, хватив коротким хлыстом себе по сапогу, - Бел! Беловолод! Братка! - он бросил поводья и соскочил на землю.
- Братец!

Беловолод не верил своим глазам: вот так удача, их нашли, неожиданно оказалось, что медведя загонял его брат, охотился здесь.
- Влад, Владушка! - крикнул он и кинулся вперед, чтобы обнять брата, - Значит, выжили, оторвались, - сказал князь сам себе, сдавив Влада в крепких объятиях не хуже медведя.
- Я из плена бежал, - объяснил он, - Татары держали меня за раба на потеху и собирались убить, или сам бы я помер от голода и побоев, если бы не она.
Беловолод посторонился и показал брату Миладу-Агзаму, которая пряталась за его спиной.
- Она - татарская царевна, помогла мне бежать и сама согласилась убежать со мной, - сказал он, - Я полюбил ее, и станет она мне женой, имя ей Милада. Если бы не она, я бы сейчас не стоял перед тобой здесь живой и здоровый. Вот так вот, брат.

Влад, до этого сжимающий в объятиях своего уже совершенно нежданного брата, едва смог перевести взгляд на женщину за его спиной. Брата отпускать не хотелось, вдруг это наваждение? Тогда он оплакивал его, хотя тела на поле и не нашел. Сгинул бы в жестокой степи, а тут такое чудо!
Царевна едва взглянув на брата своего мужа, вспыхнула и опустила взгляд в землю, полагалось еще и сесть в покорной позе, всем своим видом демонстрируя покорность судьбе и хозяевам этой земли, но она сдержалась и осталась стоять на ногах.
Владух осматривал ее и вздохнул с улыбкой.
- Бабы наши не примут. Она краше многих девок, а ты уехал неженатым. Теперь она их соперница. Даже если ты женишься на ней и она примет нашу веру, все равно будет чужой... И она сама это знает, - посмотрел он то на брата, то на его избранницу.
Милада резко подняла на него глаза.
- Я дочь царя! Я не девка, которую могут привести к князю на ночь! Если я стану женой Беловолода, все поклонятся мне! - гнев и отчаяние звучали в ломаной речи татарской царевны.
- Ого! - засмеялся Владух и еще раз обнял Беловолода, - Как тебе удалось увести ее из ханского стана? Она задешево себя не продаст. Что ж, придется нам всем поклониться черноглазой княгине.
- И если я понесу от князя сына, никто и никогда не позволит себе даже подумать обо мне то, за что рвут язык! - сказала Агзама, сверкнув глазами в сторону Беловолода.

Беловолод усмехнулся, глядя на царевну и брата.
- Да примут, куда денутся, раз я так решил, - сказал он про баб и прочих, кто может оказаться недоволен происхождением новой княгини, - А ты, Милада, придержи свой норов, - улыбнулся он возмущению царевны, - В наших краях мужа принято слушаться. А в обиду я тебя никому не дам, не сомневайся.
- Мы утомились в дороге, в бегах, Влад, - сказал Беловолод, - Помоги нам побыстрее домой добраться.

Милада нахмурилась. Она прекрасно знала, что в любой семье, где есть сильное плечо, женщина сделает вид, что слушается, но все равно будет, как скажет она. Она ничего не ответила, а только стала кутаться в нехитрые пожитки, понимая, что скитаниям пришел конец, а голодранкой ехать в городище она не хотела.
Владух еще раз крепко обнял брата.
- Братушка, как же я рад этому! То, что утомился - понятно, я уступлю свою лошадь тебе, а кобылка та - ваша? Если Миладына и норовиста, то пусть невеста твоя возьмет ее под уздцы, а то перепугалась, не подпустит чужих.
Следопыту было сказано отвезти медвежью тушу к воротам, там с ним расплатятся, а молодую чету Влад собрался сопровождать сам, чтобы у ворот не обидели, если не узнают князя.
- Поехали, брат. Заждались тебя.
Милада гладила трепетную морду кобылицы и целовала бархатный нос, благодаря за службу и спасение. Животное все еще всхрапывало, но позволило Миладе влезть на себя, покосившись на жеребца, что привез Владуха.