Лагерь, наконец-то, снялся с места. Нельзя было сказать, что Ли скучал все это время, но продолжать поход с Рокэ было все-таки веселее. Да и отряды его кэналлийцев состояли из довольно жизнерадостных людей. Заметно взбодрились и адуаны. Задачи, которые стояли перед всеми ними, не перестали быть сложнее, но у всех как-то добавилось оптимизма, и продвигаться вперед стали живее и легче. Все, вплоть до последнего гвардейца, верили в победу, удачу, в то, что получится остаться в живых и вернуться домой, и эту веру в немалой степени словно дарил всем Алва всего лишь своим присутствием. Ли и сам почти поверил во все это.

Приподнятое настроение у бойцов, когда впереди ждет одна из решающих битв – это всегда хорошо. Ворон ничего не делал специально, но основной лагерь видимо так устал мариноваться на месте, что даже если бы войска точно знали: завтра в бою погибнет половина, и то двинулись бы вперед и с песней. Надежда – то, чем живет человек. Смерть – это то, что бывает с другими, а не с тобой, и в это стараются верить все и до последнего. У Рокэ со смертью были свои счеты и договоренности, но он ими никогда и ни с кем не делился. А пока просто ехал вперед во главе лагеря, что с таким рвением снялся с места сегодня утром.
Это был резкий бросок к Барсовым Вратам. Ворон собирался туда прибыть за полтора суток, не больше. Моро резво рысил вперед и было похоже, был рад тому, что можно наконец-то бежать и нести на себе хозяина. Рокэ порадовался бы с ним, если бы не был сейчас так сосредоточен. От этого марш-броска многое зависело и было поставлено на карту. Но войско не подводило. Во время долгого постоя хоть и было скучно, но лагерь все-таки отдыхал, хотя и тренировался тоже. Накануне Первый маршал созвал к себе командиров и долго слушал доклады. Его интересовало все, чуть было ли не физическое состояние каждого гвардейца, и с каким настроением каждый из них ложился спать. Хотя, Рокэ умудрялся расспрашивать таким способом, что суть этих расспросов не была понятна, но ответы для себя и своих выводов он получал нужные. Главным выводом было – лагерь готов, и тянуть больше нельзя.
Марселя Рокэ не мог взять с собой для штурма скал у Барсовых Врат, потому что из-за пленения и пыток тренировки ему были сначала противопоказаны, а потом уже время было упущено. Было жаль, маршалу хотелось держать своего офицера по особым поручениям при себе, но придется оставить его с Савиньяком.
- Виконт Валме! – крикнул Рокэ и сделал жест, чтобы подозвать к себе Марселя, который скакал неподалеку.

Тот виконт Валме, который жил когда-то в столице. каждый день по два раза менял костюм и завивался, после веселенькой прогулки к бириссцам немедленно отбыл бы домой, к отцу, в экипаже, обложенном подушками. У него были бы для этого вполне существенные основания. Однако нынешний виконт, на удивление ему самому, ничего такого не сделал. Лежа в своей палатке и скрипя зубами от жгучей боли, он ни на минуту не подумал о том, чтобы оставить лагерь. тем более, что лекарь не оставлял его своими заботами,снадобья его действовали неплохо, и через несколько дней Марсель уже мог вставать, выходить и даже обедать вместе с другими офицерами. Правда, о том, чтобы надеть камзол, и речи быть не могло - ожоги и ушибы не допускали никакой другой одежды, кроме тонкой рубашки. Но по жаркому времени это было даже хорошо...
Через полмесяца Марсель уже сумел самостоятельно взобраться в седло и мог теперь выезжать на короткие прогулки верхом, чтобы не терять форму. Потом - так неожиданно после долгого стояния на месте! - был отдан приказ сниматься с лагеря. Марсель снова удивился сам себе - он не стал проситься, чтобы его оставили долечиваться в ближайшем населенном месте. Велел своему денщику собрать и навьючить вещи, - и вперед! Но езда в быстром походном темпе, в отличие от неспешных прогулок, оказалась немножко слишком острым развлечением. От необходимости постоянно преодолевать неприятные ощущения Валме сильно уставал, хотя с старался не жаловаться. И вот Алва позвал его - зачем? Поручение? Только этого не хватало... Но выказывать свое неудовольствие виконт также не стал.
- Что вам угодно, господин маршал? - сухо поинтересовался он, подъехав ближе. - Что-то случилось?

- Повезло вам, сможете отличиться на передовой! - сокрушался Константин, - А мне как назло дурной сон снился.
- И что из того? - не понял Заль.
- Ты разве не слышал, как Алва сказал, что тех, кому снились дурные сны, оставят с обозом? - очевидно, из всей предпоходной воодушевляющей речи эта фраза воодушевила Манрика больше всего. Его воодушевление по цепочке передалось остальным присным, тут же начавшим оживлённо припоминать свои сны, как на подбор изобиловавшие кровью, кишками, ызаргами, вороньём и вещими черепами. Завязалось что-то вроде состязания, в котором безоговорочно победил Константин, рассекавший на кладбищенской лошади вдоль шеренги выкрикивавших его имя кликуш.
- Да ерунда это всё, - усмехнулся их сюзерен, - Идиотские кэнналийские предрассудки.
Сам он ночь напролёт носился по дну глубокого рва, который сам же и протоптал, наворачивая круги вокруг лагеря.
Носился так долго, что успел обзавестись бородой и женой, которая так давно дожидалась его на краю, свесив вниз невозможно красивые ноги, что, в свою очередь, успела обзавестись детьми. И не мог остановиться, потому что стоило ему об этом даже просто подумать, как земля под ногами начинала гореть.
- Интересно, этот кошмар когда-нибудь кончится? - думал он, чтобы не думать о том, чтобы остановиться.
- Когда я перестану хромать и стану железной, - пропищало нечто культяпо-желеобразное с пронзительно-крысячьими глазками.
- Дисциплина, - догадался Эстебан и метнул в неё чем-то подножным. Мерзость обиженно взвизгнула и тут же наябедничала Савиньяку, успевшему обзавестись сединой и маршальской перевязью.   
- Ещё два круга, Колиньяр, - дежурно приказал тот, - Кайедоновых!
Сон был довольно дурной, но вряд ли являлся каким-то там знаменьем. Скорее - кривым отраженьем кошмара, в котором Эстебан пребывал наяву.
Впрочем, поначалу всё было не так уж плохо - полночная пробежка с полной выкладкой, став традицией, с каждым разом давалась всё легче. Но потом Эстебан организовал Эстафету, расставив в промежутках между надзирателями своих присных. План был почти безупречен, но тем не менее - провалился, когда подслеповатый Северин с разбега вручил переходящий мушкет Савиньяку, одышливо гаркнув, чтобы тот не стоял истуканом, а живо бежал, пока "этот упырь" не заподозрил неладное.
О том, что за этим последовало, будущий маршал вспоминать не любил. Но с тех пор они бегали всей компанией, каждый день, в любую погоду, утром - до завтрака, вечером - до упада.
Исключением стало лишь утро сегодняшнее, когда этот бешеный, бесконечный, бессмысленный бег был прерван Походом! Сказать, что Эстебан был этому рад - не сказать ничего. Его радость не шла ни в какое сравнение с радостью тех, кто устал стоять лагерем. Попробовали бы они всё это время вокруг него бегать.

Алва знал, как тяжело и долго заживают такие обширные ожоги, которые Марсель получил во время пыток, и как это, по меньшей мере неприятно и больно. Хотя время уже прошло с момента их нанесения в плену, все-таки его еще было недостаточно. А огрызаться, когда тебе плохо – это правильно. Это держит в тонусе.
- У меня есть для Вас задание, - сказал Рокэ, - Мы скоро достигнем Барсовых Врат, и тогда, к сожалению, пойти со мной и отрядом моих гвардейцев Вы не сможете. Но зато, Вы увидите, как взрываются Врата. И это я хочу поручить Вам. Проконтролируйте бакранов и их отряд, проследите за тем, чтобы взрывчатка не дала о себе знать раньше времени.
Задание было не сложным и как раз соответствовало состоянию Марселя. Только что вперед было нужно двигаться быстро, ведь бакраны должны были прибыть к Вратам первыми.

- В общем и целом - ничего особенного, - холодно ответил Марсель. - Господин Первый маршал разъяснял мне боевую задачу, а в это время кто-то, кому нечего было делать, удачно запустил вот этим, - он показал Савиньяку камешек, - в моего коня. У меня были все шансы сейчас грохнуться оземь и основательно расшибиться. Что сделало бы меня непригодным к несению службы. Должен сказать, что ваш оруженосец избрал меня объектом своих проделок уже довольно давно, но до сих пор - пока мы стояли лагерем, пока все было спокойно, - я справлялся с ними сам и не считал возможным вас беспокоить. После моего малоприятного визита к бириссцам я надеялся, что означенный юноша, поучаствовав в моем спасении, что-то поймет и уймется. Увы, этого не случилось. И мне кажется, что человек, настолько не умеющий оценить обстановку и умерить собственную прыть ради общего дела, становится опасен. Только потому я и позволяю себе сейчас прямо и открыто говорить об этом. Хотя, возможно, в среде людей военных подобные штучки считаются просто проявлением удали и широты души? А не низкопробными и подлыми выходками, как представляется мне?

Лионель от этих слов нахмурился.
- Нет, конечно, - ответил он, - Дурацким шуткам не место на войне. Я рад, что вы не пострадали, виконт, от этой идиотской выходки. Если это у моего оруженосца детство все играет в одном месте и никак не успокоится, так я ему его начищу, - сказал Савиньяк, - Но сперва он попросит у вас прощения. Колиньярр!! - громогласно прорычал Лионель, призывая оруженосца к себе через головы гвардейцев, - Сюда, немедленно!

Господа офицеры, позабыв про виконта и печать обречённости, занимались поднятием боевого духа в войсках, с этой целью затеяв их торжественный смотр. Принимал парад, разумеется, Колиньяр, Манрик - распоряжался, остальные по мере способностей изображали оркестр.
- Гвардии позор, передовая сортирно-выгребная бригада под командованием маршала Лово! - церемонно пролаял распорядитель, представляя не слишком парадный расчёт варастийских таможенников во главе с кудлатой собакой, - Облачены как попало, вооружены - соответственно!
- Маршал Лово, - запоздало хрюкнул пьяненький оркестмейстер, - Смешно!
- Не более, чем генерал Шеманталь, - степенно улыбнулся главнокомандующий.
Адуанство, недобро щурясь, перешло на рысь, юное офицерство - на личности, после чего боевой дух крысоедов настолько окреп, что если бы не призывный рык Савиньяка - решающая битва состоялась бы прямо здесь.
- Монсеньор? - подлетев к генералу, осведомился Эстебан, демонстрируя чрезвычайную исполнительность, искреннее недоумение и полнейшую к чему бы то ни было непричастность.

Алва придержал Моро, когда Марсель успокоил своего коня и спрыгнул с него.
- Что случилось? – спросил он. – Если ваш скакун захромал, можно сменить.
Но Валме уже взвешивал на руке речной камешек – чью-то злую шутку. Тут же рядом оказался Савиньяк и вызвал своего оруженосца, очевидно – распекать за нее.
- О, эти трогательные воспитательные моменты, - усмехнулся Ворон и глянул мельком на компанию у реки, от которой «оторвался» хорошо известный такими шутками Эстебан Колиньяр. - Я, пожалуй, господа, двинусь вперед, очень уж они «навевают». Догоните меня потом, Марсель! – крикнул герцог уже на ходу, пуская Моро вперед крупной рысью.

Взглянув на блаженно-невинную физиономию Колиньяра, Мрасель почувствовал живейшее желание отвесить ему полноценную оплеуху, но все-таки сдержался.
- Господин генерал, - обратился он к Савиньяку, - благодарю вас за то, что вы уделяете моим неприятностям время, но мне кажется, насколько я могу судить по своим наблюдениям, что формальное извинение господина Колиьняра не утихомирит, а еще пуще раззадорит. Ведь он искренне считает себя самым храбрым, самым остроумным и абсолютно непогрешимым, а всякого, кто позволяет себе ткнуть его носом в его глупость, несдержанность и самолюбование, немедленно зачисляет во враги. Думаю, он и к вам относится точно так же, но сдерживается, не столько оттого, что вы старше по званию, но помня, что вы имеете право наказывать его.

- Чувства и мысли моего подчиненного не имеют значения, - ответил Лионель, - Любить и уважать меня или вас он по уставу не обязан. Но дисциплину - обязан. Так что, главное - это его поведение, и если оно дурно, как сейчас, то за это последует наказание. Но прежде - извинения перед вами. Итак, я жду, Колиньяр, - рявкнул он, - Извинитесь перед виконтом за вашу глупую выходку. Сейчас не время для долгих разбирательств, нужно срочно ехать вперед, враг не ждет!

- Как раз наоборот, - нахмурился Лионель, - Вы продолжаете дурить, шалить, и все предыдущие инциденты и разбирательства ничему вас так и не научили. Колиньяр, это не увеселительная прогулка! Мы едем атаковать Барсовы Врата, и любая идиотская шалость может обернуться серьезным вредительством. Как, например, тот случай с Окделлом, когда вам тоже вздумалось пошутить не к месту. Шутка была невинной, а на кону встали жизни - Окделла и других гвардейцев, которые кинулись его спасать. Колиньяр, вы идиот и ничему не учитесь, не делаете никаких выводов и продолжаете вести себя все также, - мрачно добавил Савиньяк, - Потому, я буду вынужден...
Тут подоспела распрекрасная компания дружков, хорошо принявших на грудь, которые начали с жаром выгораживать своего заводилу, а в итоге сдали его с потрохами, но было в этом даже что-то трогательное. Эти остолопы оставались с обозом, насколько понял Ли утром, и надрались то ли от страха, то ли от стыда, но это Савиньяка не очень волновало. Главное, его оруженосец. Он как всегда показал себя храбрым, азарт предстоящей битвы заводил его, сражения с врагом он ждал, как праздника, возможности проявить себя с той стороны, которая ему хорошо удавалась. Со стороны храброго воина относительно врага. Вот если бы еще не проявлял себя шалопаем с идиотскими шутками, которые вели к скверным последствиям относительно своих... Ли даже вздохнул. Оставить мальчишку с обозом после вступления дружков и после того, как тот признался в своей глупости, он передумал. Ненадежным Эстебан становился, когда ему в голову лезла дурь в духе подставить подножку Валме или пнуть мимо проходящего адуана. Но когда в бою нужно бить врага, пока тот не убил кого-то из своих, кто рядом, Эстебан был надежен. И Валме мог в этом убедиться, когда его вытаскивали из плена, да и сам Савиньяк тоже. Ну что с ним делать! Лионель с досадой ударил кулаком по луке седла, от чего Грато неодобрительно фыркнул.
- Значит так, - Лионель обвел взглядом встрепанную "команду" Колиньяра и остановил тяжелый безапелляционный взгляд на нем самом, - Я не буду оставлять вас с обозом, раз вы признались, - сказал он, - хотя в начале собирался так и сделать. И в тыл не отправлю. Вы будете брать Барсовы Врата бок о бок со мной, как мой оруженосец. Но сейчас, на первом же привале, когда будет время, я вас высеку, Колиньяр. Всему есть предел, и шалостям, неразумному мальчишеству, дури - тоже. Розги для себя нарежете сами. Надеюсь, после этого дальнейший путь продолжится без идиотских инцидентов.

Дружина покачнулась и слегка опупела: Манрик икнул, Горуа ни кошки не понял, остальные разинули рты и вытаращились до щелчка. Заржать отважился только один, да и тот - чья-то лошадь.
- Благодарю за доверие, господин генерал, - вспыхнув ушами, буркнул их командир.
Приговор был до крайности оскорбителен и непомерно суров, но будущий маршал в бутылку не полез и нос не повесил, а измыслил сразу три плана.
Первый - эпический, но сомнительный: махнуть вперёд, обнаружить там, к примеру - засаду, всех убить и вернуться героем. Тогда его если и высекут, то только в граните.
Второй: послать вперёд эмиссаров с миссией уничтожить под корень всё, что выше травы - был сразу отметён, как бредовый.
Ну, и третий: вернуться в строй и там затеряться. Привал был недавно, а следующий будет нескоро, и Савиньяк, если ему глаза не мозолить, до боя про него и не вспомнит.
На нём и остановился.
- До привала я могу быть свободен?

Мальчишка не стал возражать и не испугался, или не подал виду. Все-таки он был не совсем безнадежен и умел как шкодить, так и отвечать за свои проступки. Жаль, что повлиять на него могут лишь такие наказания, наподобие порки, да и то временно. Иллюзий Лионель лишних не строил, но в любом случае, своего решения о наказании оруженосца он менять не собирался.
- Нет, не можете, - ответил он, - Путь до привала вы проделаете рядом со мной, а не в компании ваших друзей. Так у меня будет больше уверенности, что очередная глупая шалость не придет вам в голову. А вот вы господа, можете быть свободны, - сказал Ли нетрезвым оболтусам.
В конце концов, у них есть свои сеньоры, и всю компанию он воспитывать не обязан. Ему и одного Колиньяра более, чем достаточно.
Оставшийся до привала путь прошел в молчании, Савиньяк сосредоточенно ехал вперед, поглядывая иногда на скачущего рядом оруженосца. Когда, наконец, был объявлен привал, он осмотрелся прежде, чем спешиться. Вечерело, но было еще не темно. Разводили костры для приготовления ужина. Растительность вокруг имелась кое-какая, и деревца, и кусты.
- Ступайте вот туда и нарежьте то, что вам полагается, - сказал Лионель, указывая Эстебану на подходящие кусты с ровными и гибкими прутьями.
Он соскочил с седла на землю и кинул поводья Грато подбежавшему денщику, чтобы пойти с Колиньяром и наблюдать процесс собирания розог, дабы ускорить его.

Эстебан всю дорогу был тих, как улитка и скромен, как воробей в павлинарии, но не спускавший с него глаз Савиньяк так и не забыл о намерении спустить с него шкуру.
Убедившись, что в поле зрения никого нет, - не хватало, чтобы с него потом ржала вся Южная конная, - оруженосец взял охотничий нож и, набычась, стал надвигаться на кустарник. Тот даже не шелохнулся, уверенный в превосходстве растительности над человеком. Будущий маршал коротко выдохнул и свирепо рванул в атаку.
- Собачье счастье! К удаче! Говорил же - ерунда это всё, - лютовал Эстебан, прорубаясь.
К задаче он подошёл очень ответственно: с умом, да на совесть, временами поглядывая на Сатрапа - не нашлось ли тому какое другое заделье. Но заделье самотёком не находилось, а заделать его было некому: дружина без маршала была, как без головы, а он без неё - как без рук. И маршал продолжал свои взыскательные изыскания, с притязательностью опытного оружейника выверяя каждую хворостину. В результате атакованный куст выглядел так, словно в нём попаслось стадо бакранских козлов, да ещё пьяный конь повалялся, а Эстебан наконец нашёл подходящий, вполне соразмерный вине, экземпляр. После чего срезал ещё пару таких же заморышей и чеканным, траурным шагом направился к генералу.

Ли криво усмехнулся. Его оруженосец в любом случае оставался верен себе и розги собственного наказания срезал всего три и совсем никудышные.
- Нет, Колиньяр, так не пойдет, - сказал Лионель, - Если вы думали, что что уничтожив этот куст избежите справедливого наказания, то напрасно. Вы должны и сами понимать, что чем больше будете тянуть и пытаться увиливать, тем суровее оно станет. Бросьте эту ерунду и нарежьте нормальных, длинных и крепких прутьев с другого куста в количестве не менее десятка. Третьей попытки не будет, -предупредил он, - Если вы не справитесь с задачей, и мне придется самому резать для вас розги, то эту порку вы запомните действительно надолго, - прорычал Ли.

Колиньяр полагал, что по справедливости его так-то вообще наградить полагалось бы - за героическую попытку спасения дела, которое вкрай рехнувшийся Алва этому никчёмному козлу поручил!
Но спорить с Сатрапом всегда выходило себе дороже, поэтому он без разговоров вернулся в дебри и стал добросовестно нарезать там круги, и изредка - какие велено прутья, с негаснущей надеждой поглядывая в сторону бивака - чая, что прискачет оттуда чей-то взмыленный ординарец, или хотя бы ничейный тупой адуан, козырнет неумело грязной, как нога, рукой и доложит Савиньяку о чём-нибудь экстраординарном, требующем "вашбродь-хенерал-господина ходко - тудыть!"
А на Сагранну меж тем сошли характерные для здешних мест быстрые сумерки, и там, где стоял Савиньяк, загорелись два алых огонька, ввиду чего Эстебан живо собрал свою мрачную жатву и поспешил к генералу, уговаривая себя, что то были не глаза, а всего лишь дозорные в отдаленьи костры.

Лионель окинул взглядом результаты второй попытки Колиньяра по сбору розог и остался доволен. С самим наказанием нужно было уже торопиться, пока совсем не стемнело, они и так много времени потратили, но Савиньяк не считал, что зазря. Розги Эстебан должен был срезать для себя сам, именно такие, крепкие. И пусть ему это не с первой попытки удалось, все-таки на второй он превозмог себя и сделал все, как полагается.
- Идемте сюда, Колиньяр, - Ли показал на деревца, которые росли немного в отдалении от лагеря.
Если Эстебану повезет, то никто не застанет там их за воспитательной процедурой, и скорее всего, так и будет.
- Встаньте у дерева и спустите штаны и белье, - приказал Савиньяк оруженосцу, сам в это время попробовал в воздухе одну розгу, свистнуло знатно.